Все взоры обратились на африканку, только когда Якаре объявил, что она, возможно, самая настоящая Кураре Мауколаи, а затем рассказал, как ловко она поймала смертоносную куаму, не выказывая ни малейшего страха.
Лицо старейшего из присутствующих, а быть может, и во всем Новом Свете, избороздили столь глубокие морщины, что, казалось, на всем его теле не нашлось бы кусочка кожи, где мог бы пристроиться комар. По-прежнему сидя на корточках, старик прополз вперед, застыл перед негритянкой и принялся изучать ее столь внимательно, будто его зоркий взгляд пытается проникнуть вглубь ее тела и узнать, что она ела вчера на ужин.
Наконец, он печально покачал головой.
— Не Кураре Мауколаи, — только и сказал старик.
— Вот чертов старикан! — немедленно разъярилась Уголек. — Да почем ему знать, на что способна дагомейка? — она раздраженно повернулась к канарцу, с иронией наблюдающему за этой сценой. — Объясни этому скопищу морщин с ногами: если мне предоставят всё необходимое, я через месяц сделаю это дерьмо! — она немного помолчала и презрительно добавила: — И научу их рыбачить.
— Рыбачить? — удивился канарец. — Да эти люди живут за счет рыбалки и наверняка знают о ней всё.
Уголек убежденно покачала головой.
— Сомневаюсь, потому что не видела ни одной акадьи.
— Это еще что?
— Силок для рыбы. Ее устанавливают под домом, и он превращается в настоящий садок. Когда наступает время обеда, нужно лишь выбрать рыбу, какая больше понравится.
— Звучит заманчиво.
— В Ганвиэ такие у каждой семьи.
Канарец внимательно на нее посмотрел и, придя к выводу, что девушка знает, о чем говорит, решил перевести ее предложение туземцам.
Мысль о том, что можно иметь неиссякаемую кладовую, не прилагая при этом никаких усилий, настолько заинтересовала ценивших комфорт купригери, что на какое-то время они даже забыли о кураре и духовых трубках, сосредоточив всё внимание на том, как бы разузнать, что за штука эта акадья, способная сделать еще более приятным их и без того достаточно беззаботное существование.
К счастью, Уголек нисколько не лгала и даже не преувеличивала. Не прошло и двух часов, как она смастерила из длинных прутьев некое подобие ловушки, более всего напоминающей огромный горшок, и установила это сооружение на дне озера, на углу Дома важных бесед. В силок тут же набилась всевозможная рыба и стала метаться там, не находя выхода.
— Вот это да! — поразился Сьенфуэгос. — А почему рыбы все время прут в одну сторону? Ведь для того чтобы выбраться, им достаточно развернуться и плыть назад.
— Отец уверял, что некоторым созданиям чутье показывает, в какой стороне берег, где можно спрятаться, а где открытая вода, полная опасностей. Вот поэтому, если вода в озере мутная, рыба всегда держится у стенки и плывет в одном направлении, не понимая, что двигается кругами. Стоит ей попасть в силок, и она будет плавать в акадье до смерти.
— Хитро! Хитро и удивительно...
Негритянка лишь улыбнулась и мотнула головой в сторону морщинистого старика, сидящего на корточках у воды и ошеломленно созерцающего пойманную в силки рыбу.
— Ну что? — спросила она. — Он по-прежнему во мне сомневается?
— Он лишь заверил, что ты не Кураре Мауколаи, а мы с тобой прекрасно знаем, что это правда, — подмигнул ей канарец. — А о своих рыбацких умениях ты до сих пор не упоминала.
— У меня есть еще много других способностей! — лукаво засмеялась Уголек. — Много!
— Не сомневаюсь, — ответил Сьенфуэгос тем же тоном. — Недаром Якаре с каждым днем все худеет.
— Я его люблю... — вдруг воскликнула девушка. — Боже! Я и вообразить не могла, что могу так полюбить мужчину, как этого проклятого косоглазого... — она с нежностью прикоснулась к руке канарца. — Спасибо, что привел меня сюда, — сказала она уже другим тоном. — Спасибо, что появился в моей жизни и освободил от того борова, — и она ласково дернула его за рыжую бороду. — Неплохое местечко для жизни, да? Ты бы и сам здесь остался, будь рядом твоя блондинка.
И это была чистейшая правда, потому что жизнь на воде в оживленной деревне купригери отвечала основным требованиям не слишком взыскательного вкуса Сьенфуэгоса. Ни он, ни Уголек не собирались больше рисковать жизнью и хотели лишь жить в мире, хоть и вдалеке от родины, а девушка к тому же наслаждалась чудесными романтическими отношениями, так неожиданно возникшими в ее жизни.
Благодарный совет старейшин предоставил им две просторные хижины неподалеку от Кону-кора-йе и немедленно отправил к берегу всех воинов деревни — резать прутья, чтобы наделать побольше акадий вроде той, что соорудила Уголек.
— Дело кончится тем, что ты станешь черной королевой белых дикарей, — шутливо сказал Сьенфуэгос, глядя как с наступлением прохладного вечера лодки начинают причаливать к берегу. — Стоит тебе предоставить им кураре, как тебя провозгласят хозяйкой деревни.
— Это будет не так-то просто, — грустно ответила девушка. — В качестве основного компонента мне нужен яд, действующий на сердце, а не тот, что вызывает галлюцинации, рвоту или понос. А насколько я поняла, местные змеи сильно отличаются от африканских. Пройдет немало времени, прежде чем я выясню, какая из них обладает нужным ядом.
— Просто непостижимо, как ты управилась с той куамой, — заметил Сьенфуэгос. — Как тебе это удается?
— Не так уж это и сложно, если помнить, что змеи реагируют на движение и шум, — объяснила африканка. — Змеи — особенно те, что имеют широко расставленные глаза, видят перед собой движущуюся руку и слышат шум, исходящий из совершенно другого источника, и это приводит их в замешательство. Внезапно ты замолкаешь, продолжая щелкать при этом пальцами, и заставляешь ее сосредоточиться только на движениях твоей руки. После этого спокойно хватаешь ее другой рукой — и готово дело!